Жизнь дается человеку один раз. И прожить её надо так, чтобы сверху офигели и сказали:"А ну-ка повтори"!
читать дальшеМой отец умирал. Последняя стадия рака с распадом и метастазами не оставила ему никаких шансов. Выслушав вердикт своего коллеги – торакарного хирурга я решила забрать его из больницы домой. Справедливо решив, что лучше будет, если он проведет остаток дней в родных стенах, чем на больничной койке. Мы привезли папу домой. Я взяла внеочередной отпуск ( начальство не отказало в такой малости – спасибо ему) и переселилась в квартиру родителей, дабы ухаживать за ним. Уход собственно состоял в том, чтобы вовремя делать промедол, перевязку раз в день и заставить его проглотить хоть пару ложек бульона. Папа был сильным человеком и физически и морально, поэтому печальная обязанность менять ему памперсы ( пардон за подробность ), меня миновала. Почти до последнего дня он боролся с неизбежным, и оставался в сознании, настолько долго, насколько хватило его душевных сил.
Той ночью, как обычно, я сделала ему укол, напоила его морсом и он задремал. Я сидела в кресле рядом с его кроватью, держала его за руку ( в последние дни он засыпал только так – держась за мою руку) , прислушивалась к его слабому неровному дыханию. И тут, папа встает с постели и просит меня проводить его. Ну, думаю, в туалет захотел посреди ночи, такое случается с пожилыми людьми. Все так же держась за руки, мы идем с ним по коридору и он подходит в к входной двери, распахивает его и мы оказываемся не на лестничной площадке, а в длинном -длинном коридоре из старого кирпича. Такие, обычно в старых подземельях бывают. В коридоре холодно и сыро, слышно как где-то капает вода и свет тусклый, исходящий непонятно откуда. А в конце коридора дверь. Крепкая, сделанная из прочных дубовых досок, обитая поперек двумя коваными пластинами. Такая дверь была в доме моего деда - тяжеленная зараза. В детстве, когда мы с родителями приезжали к ним в гости, я самостоятельно никогда не могла её открыть – сил не хватало. И вот стоим мы с папой на пороге нашей квартиры, и вдруг эта дверь начинает со скрипом открываться. Мне, почему то совсем не страшно, просто любопытно, что же там? Дверь открылась настежь и выходят оттуда мои покойные бабушка с дедом ( папины родители) и бабушка по маме, тоже покойница – земля им всем пухом. Только не старенькие, а будто из моего детства, еще полные сил люди. Нарядные, словно на праздник собрались. У дедушки обе ноги целые, хоть и пришел он с войны без правой конечности. А за спиной у них яркий день, такой солнечный, что свет проникает в этот темный коридор с их стороны и получается, что они стоят в потоке этого света – такие живые, яркие, такие настоящие! И бабушка Анна (папина мама) вдруг выходит из этого солнечного круга, делает шаг в темноту, протягивает руки и говорит: « Иди к нам, сыночек. Не бойся. Видишь, мы с отцом и Нюрой пришли за тобой. Здесь тебе будет хорошо. Не будет больше ни боли, ни страха. Все твои страдания закончатся. Иди ко мне, мой родной»….
Папа отпускает мою руку, разворачивает меня к себе за плечи, наклоняется ко мне и целует меня так, как целовал в детстве, укладывая спать. Потом гладит меня по голове ,смотрит на меня, словно хочет запомнить и делает шаг навстречу своей матери. Я пытаюсь идти следом, но не могу сделать даже шага, а он с каждым шагом отходит все дальше. Он идет медленно – смертельно уставший и больной человек, а кричу захлебываясь слезами: « Папа, не уходи! Не оставляй меня, ну пожалуйста»…. И просыпаюсь от собственного крика с лицом мокрым от слез.
Я бросилась к нему и с одного взгляда поняла – он в коме. Пульс на сонной артерии еле прощупывался и дыхание было поверхностным. Непонятно как вообще еще жил. Скорую вызывать бесполезно. К онкобольным на последней стадии, они приезжают лишь для того, чтобы сделать укол или констатировать смерть, а укол адреналина и капельницу я и сама могла поставить. Два дня папа провел в коме, и я поддерживала в нем жизнь. Он умер солнечным воскресным утром в день своего профессионального праздника (он всю жизнь работал сталеваром). Я сидела, держала его за руку, ждала приезда бригады скорой, а в голове моей была одна единственная мысль: « ОН ДОШЕЛ».
Той ночью, как обычно, я сделала ему укол, напоила его морсом и он задремал. Я сидела в кресле рядом с его кроватью, держала его за руку ( в последние дни он засыпал только так – держась за мою руку) , прислушивалась к его слабому неровному дыханию. И тут, папа встает с постели и просит меня проводить его. Ну, думаю, в туалет захотел посреди ночи, такое случается с пожилыми людьми. Все так же держась за руки, мы идем с ним по коридору и он подходит в к входной двери, распахивает его и мы оказываемся не на лестничной площадке, а в длинном -длинном коридоре из старого кирпича. Такие, обычно в старых подземельях бывают. В коридоре холодно и сыро, слышно как где-то капает вода и свет тусклый, исходящий непонятно откуда. А в конце коридора дверь. Крепкая, сделанная из прочных дубовых досок, обитая поперек двумя коваными пластинами. Такая дверь была в доме моего деда - тяжеленная зараза. В детстве, когда мы с родителями приезжали к ним в гости, я самостоятельно никогда не могла её открыть – сил не хватало. И вот стоим мы с папой на пороге нашей квартиры, и вдруг эта дверь начинает со скрипом открываться. Мне, почему то совсем не страшно, просто любопытно, что же там? Дверь открылась настежь и выходят оттуда мои покойные бабушка с дедом ( папины родители) и бабушка по маме, тоже покойница – земля им всем пухом. Только не старенькие, а будто из моего детства, еще полные сил люди. Нарядные, словно на праздник собрались. У дедушки обе ноги целые, хоть и пришел он с войны без правой конечности. А за спиной у них яркий день, такой солнечный, что свет проникает в этот темный коридор с их стороны и получается, что они стоят в потоке этого света – такие живые, яркие, такие настоящие! И бабушка Анна (папина мама) вдруг выходит из этого солнечного круга, делает шаг в темноту, протягивает руки и говорит: « Иди к нам, сыночек. Не бойся. Видишь, мы с отцом и Нюрой пришли за тобой. Здесь тебе будет хорошо. Не будет больше ни боли, ни страха. Все твои страдания закончатся. Иди ко мне, мой родной»….
Папа отпускает мою руку, разворачивает меня к себе за плечи, наклоняется ко мне и целует меня так, как целовал в детстве, укладывая спать. Потом гладит меня по голове ,смотрит на меня, словно хочет запомнить и делает шаг навстречу своей матери. Я пытаюсь идти следом, но не могу сделать даже шага, а он с каждым шагом отходит все дальше. Он идет медленно – смертельно уставший и больной человек, а кричу захлебываясь слезами: « Папа, не уходи! Не оставляй меня, ну пожалуйста»…. И просыпаюсь от собственного крика с лицом мокрым от слез.
Я бросилась к нему и с одного взгляда поняла – он в коме. Пульс на сонной артерии еле прощупывался и дыхание было поверхностным. Непонятно как вообще еще жил. Скорую вызывать бесполезно. К онкобольным на последней стадии, они приезжают лишь для того, чтобы сделать укол или констатировать смерть, а укол адреналина и капельницу я и сама могла поставить. Два дня папа провел в коме, и я поддерживала в нем жизнь. Он умер солнечным воскресным утром в день своего профессионального праздника (он всю жизнь работал сталеваром). Я сидела, держала его за руку, ждала приезда бригады скорой, а в голове моей была одна единственная мысль: « ОН ДОШЕЛ».
@темы: Вещие сны
-
-
09.03.2011 в 05:37